Очевидец. Никто, кроме нас - Николай Старинщиков

– Вы были там с Обуховым? – переспросил для чего-то Вялов.

– Я же сказал! Потом я позвонил в милицию, но дежурный велел мне ждать. Это разве защита?! Где Обухов?!

– В вытрезвителе, – ответил Вялов. – В себя до сих пор не придет.

У меня отпала челюсть. Чтобы попасть в подобное заведение, Петьке следовало вначале переодеться, высосать еще одну бутылку, а потом лечь где-нибудь на видном месте – в темноту менты не суются.

– Я этого так не оставлю! – горячился я. – Прямо сейчас отправлюсь туда.

Однако Вялов осадил мою прыть, сказав, что товарища моего сейчас к нему привезут для дачи показаний, поскольку пока что неясно, кто в кого стрелял.

Подобный вывод обескуражил. От колонны рикошетили вполне реальные пули, а прокуратура решила играть в непонятки.

– Я сейчас к вам приеду, – обещал я.

– Приезжай. Ты просто опередил со звонком. Здесь и поговорим.

– А вы все-таки подумайте… Я вам не подопытный кролик, – напомнил я.

В трубке вместо ответа прозвучал сигнал отбоя.

Мать была на работе. Я вскипятил чайник, заварил кофе, выхлебал натощак целый бокал и поскакал в прокуратуру, оглядываясь по сторонам.

Через полчаса я уже заходил в кабинет к Вялову. Обухов Петя, похожий на мокрую курицу, сидел в углу у двери, а Вялов, с сигаретой в зубах, бродил по кабинету. Дышать опять было нечем в подобной атмосфере.

– Куда тебя черти вчера унесли? – спросил я у Петьки, присаживаясь рядом. – Взял и смылся.

Но тот не торопился с ответом, он просто сидел и чесал в стриженой голове. Он словно бы потерял дар речи и теперь существовал как бревно – без слов и эмоций.

Вялов перестал барражировать по кабинету. Подошел к окну, отворил обе створки и вернулся к столу. Потом достал из стола бланк протокола и принялся в нем что-то писать. Закончив, он обратился к Петьке.

– Говорить будем?

– Будем, – произнес Петька надтреснутым голосом.

– Тогда ты ступай в коридор, а я этого пока допрошу, – приказал Вялов, обратившись ко мне.

Минут через сорок Петька вышел из кабинета, но поговорить мне с ним не удалось: Вялов стоял в проеме двери и манил меня пальцем. Пришлось подчиниться. Я вошел в кабинет и стал рассказывать о происшествии.

Вялов слушал, не перебивая. Потом взял чистый бланк и принялся писать. Закончив, он протянул мне его для ознакомления.

– Где его носило? – спросил я.

Вялов откинулся на спинку стула, достал новую сигарету и, покручивая ее в руке, принялся рассказывать. Получалось, что пока я бежал к углу школы, Обухов метнулся в противоположную сторону, стараясь перехватить стрелявшего. Но стоило ему завернуть за противоположную стену, как рядом с ним остановился автомобиль. Петьку поймали за уши, сунули внутрь и на предельной скорости пошли в сторону Горелого леса. Потом вкололи какую-то дрянь и выбросили возле заправочной станции, едва снизив скорость.

Далее все было как по сценарию: сердобольный персонал заправки связался с вытрезвителем, и те привезли Обухова к себе ночевать, тем более что удостоверения при нем не оказалось – его забрали бандиты. Петька помнил, что в машине сидели три рожи, одна из которых смахивала на негра или араба.

– Значит, вы пили вчера? – задал Вялов наивный вопрос, словно сам являлся святым от пяток до макушки.

Я согласно кивнул. Пили. Потому что хотели найти выход из безнадежного положения.

– И пули били только в колонну? – снова спросил он.

– Кажись, – ответил я, не понимая, к чему тот клонит.

– Я был там с утра, – сказал Вялов. – Все восемь попали в колонну, как будто в нее специально целились. Пули ушли в сторону безлюдных зарослей – там разве что кошки одни гуляют, и то я ни одной не встретил.

От его слов легче не стало. Пусть так, стреляли в колонну, чтобы, например, запугать, но в следующий раз меня обязательно прикончат. И я сказал ему об этом и снова потребовал соблюдения положений закона о государственной защите свидетелей.

– Ты хоть знаешь, что денег под это нет? – Следователь горько усмехнулся. – Ни копейки. Так что закон этот мертворожденный. Мы если что и можем позволить, так это присвоить человеку вымышленное имя и допросить в закрытом режиме.

– Но там же есть и другие меры, – не соглашался я. – Вы можете заменить мне место работы, или поместить в безопасное место… У меня мать, и она не виновата, что сын оказался свидетелем.

– Не так быстро, – следователь поднял руку. – Место работы, говоришь?

– Ну да. Об учебе я молчу, потому что осталось защитить диплом. Хотя с этим тоже будет проблема – приходится думать о чем угодно, но только не о защите.

– Верю. И понимаю, – сказал Вялов, поджимая губы. – И попробую помочь. При этом мы решим сразу две проблемы.

Дмитрий Геннадиевич прикурил сигарету от зажигалки и принялся расспрашивать о моей армейской службе, а под конец выдал:

– А не пойти ли тебе на службу, например, в МВД? У них же нехватка кадров в следствии…

Я чуть не свалился со стула, услышав подобный бред. Подобные мысли никогда не приходили мне в голову. Одно дело – отдать долг отечеству, другое – по собственному желанию воткнуться в тину. Я хорошо помнил, что после окончания учебы намеревался пойти в адвокаты.

Голова у меня сама собой метнулась из стороны в сторону, а губы изобразили подобие сковородника.

– Неожиданно, конечно, но ты подумай. Ты же ничего не теряешь. Поступишь на службу, станешь государственным человеком.

– Кем? – не понял я.

– Будешь служить государству.

– Служить?

– Ну да. Чиновник в погонах – чем не защита для свидетеля-очевидца?!

В его словах что-то было. В них ощущалась некая определенность. Как бы то ни было, в МВД я становился своим человеком и мог рассчитывать на понимание.

– А маму вашу можно поселить у кого-нибудь из друзей или просто знакомых. Неужели у вас нет родни?

Родня была, но дальняя. Чужие заботы вряд могли вызвать прилив родственных чувств. Стоит сказать, что ты прячешься, как от тебя отрекутся.

– От милиции спрячут, от бандитов едва ли, – рассуждал я вслух.

Следователь между тем продолжал:

– Есть человек, который заинтересован в исходе дела – неужели не помнишь? По делу никак не обозначен. – Вялов раздавил окурок в пепельнице. – Это мать погибшего Козюлина.

– Вера Ивановна?

– Она не давала показания и по делу никак не проходит. Думаю, она примет к себе твою матушку.

Интересно у Вялова получалось: сгрёбся и пошел жить к другому человеку. Тем временем следователь уже нажимал кнопки телефона. И тут же изменился в лице, начав улыбаться.

– Вера Ивановна, здравствуйте! Вялов вас беспокоит. – Прислушался и тут же продолжил: – Именно тот. Как вы себя чувствуете?

Вопрос был бессмысленный. Как могла себя чувствовать старуха, потерявшая единственного сына? У нее была еще дочь-подросток, но сын был точно единственным. Других таких у нее не было.

– Тут такое дело, что просто не знаю, – старался Вялов. – Мосягину Николаю угрожают, а вчера на него напали. Возле девятнадцатой школы. После того, как он был допрошен на очной ставке.

Следователь рассказал историю нападения. Потом еще раз, уточняя детали, и после этого протянул мне трубку.

– Приезжайте с матушкой ко мне. Обязательно приезжайте, – звучало в трубке.

Мишкина мать заплакала. Потом справилась с собой и продолжила:

– Прямо сегодня…

Пришлось обещать, хотя у меня, если признаться, даже мыслей не было ехать на другой конец города. Оставалось надеяться, что мать согласится пожить у нее, пока не кончится тягомотина.

Следователь решил до конца со мной разобраться, поэтому следующим был звонок в УВД. Вялов теперь говорил с каким-то Александром Дмитриевичем и просил взять на службу без пяти минут юриста.

– Под мою ответственность, – говорил он. И, как видно, быстро нашел понимание, потому что заявил, что парень проверен, служил во внутренних войсках на Кавказе, что даже знаком со спецификой службы.

Это был бред сивой кобылы. Так мог говорить лишь человек, по горло заваленный уголовными делами, потому что никакой специфики я не знал. Возможно, Вялов считал, что выписывает мне путевку в жизнь.

Трубка опустилась в гнездо, а глаза «полководца» устремились в мою сторону.

– Ступай, – сказал он. И добавил: – Тебя там ждут.

Меня на ходу перепрягали в другую повозку.

– А кто он такой? Как его? Александр Дмитриевич? – спросил я.

– Начальник управления кадров. Полковник внутренней службы.

Вялов уцепился за сигаретную пачку, на ходу пожал руку и подтолкнул к двери.

– Ступай, а то он после обеда собирался уехать. И документы свои не забудь. У тебя же на лбу написано, что ты мент от рождения.

Он ошибался. От рождения я был Коля Мосягин, который в менты поступать не мечтал.